О моем участии в создании ядерного щита Отечества

В.А. Анастасиев

Война закончилась... Высокие дипломатические представители стран-победительниц фашистской Германии решали в Потсдаме вопрос о послевоенном устройстве мира. Именно во время проведения этой конференции 16 июля 1945 года над землей вырос первый атомный гриб – американцы провели операцию «Тринити», испытав первую атомную бомбу.

 

Огненный шар лета сорок пятого повернул штурвал движения человечества на путь ядерного противостояния. Ни сном, ни духом ни тогда, ни много позже многие тысячи людей, в том числе и я, не могли предположить, что это в конечном итоге будет означать коренной поворот как в моей жизненной судьбе, так и в жизни многих моих сверстников и соотечественников. Спустя несколько лет так оно и случилось.

В июле 1955 года с Казанского вокзала Москвы пассажирский поезд увозил троих выпускников Московской Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева капитан-инженеров Н. А. Ерохина, Г. М. Кондратенко и меня – В. А. Анастасиева. Согласно выданным нам предписаниям мы должны были прибыть «в распоряжение командира войсковой части 04201 с оставлением в кадрах Вооруженных сил». Это означало, как потом выяснилось, что мы следовали в распоряжение Министерства среднего машиностроения, т. е. в гражданскую организацию.

На другой день поезд остановился на контрольно-пропускном пункте. Взору представились несколько рядов колючей проволоки, следовая полоса, собаки, воинский наряд с автоматами. Атрибуты границы, за ними закрытая зона. Офицеры оказались на территории, которая имела тогда почтовый адрес Москва-300, сегодня – Арзамас-16.

Состоялась встреча с официальным лицом, который представился – полковник Назаревский Иосиф Александрович – начальник спецкурсов по подготовке к работам со специальными изделиями. В последующем можно было слышать и такое название: «Академия Назаревского». Первые слова, которые мы услышали от полковника, были о том, что мы будем заниматься эксплуатацией такого оружия, которое делает политику, а название его – атомная бомба, и произносим это первый и последний раз. Всегда в служебной обстановке произносить только одно слово – «изделие».

Кроме нас также прибыли офицеры других академий, в том числе Артиллерийской, Авиационной, Связи и некоторых высших училищ. Всех распределили по группам и приступили к занятиям.

Знания, которые мы получили в военно-учебных заведениях, были вполне достаточные для того, чтобы и теоретически, и практически освоить весь комплекс работ по эксплуатации грозного оружия.

К концу учебы мы стали вживаться в общую обстановку развития и становления обороноспособности страны в связи с появлением нового вида оружия. По объективным причинам общая картина состояния с ядерным щитом выглядела не совсем оптимистичной.

Да, была у нас атомная бомба и уже не одна. Но этого было тогда далеко недостаточно. Совет Министров СССР постановлением № 363 от 3 марта 1949 года «О строительстве ремонтного цеха Приволжской конторы Главгорстроя СССР» определил строительство в 1949–1950 годах сборочного завода мощностью 20 единиц РДС в год, а 29 декабря 1951 года принял постановление о «Расширении завода № 551».

Уже была середина 50-х годов, а в руках военных еще ничего не было. Страна пока еще могла только сбросить атомную бомбу над полигоном, а в случае военной необходимости – доставить таковую для применения в Европу. Применять же ядерное оружие в качестве возмездия против Америки мы еще не могли.

Атомные бомбы находились в лабораторном варианте и, естественно, не существовала еще система ответного удара.

Более того, в начальный период подготовленные к применению атомные бомбы Министерству обороны не передавались. Продукция хранилась на специальных складах заводов. Передавать было некому: Министерство обороны не имело ни одного обученного человека, а кто и был обучен, находился в атомной промышленности. Передавать было и некуда – к этому времени завершалось строительство первой очереди объектов планируемого хранения.

Ввод в эксплуатацию первых объектов четырех центральных баз хранения ядерных боеприпасов был осуществлен только в 1954–1955 годах. Эти объекты возглавили Б. Н. Филиппов, М. В. Немировский, П. А. Крылов. А. М. Яковенко.

Аналогичная картина была и с частями применения. Аэродромы были, носители были, а помещения для хранения с оснасткой и подъемно-транспортным оборудованием находились в стадии завершения строительства. Аналогичная картина была с подготовкой специалистов для эксплуатации нового грозного оружия.

И еще была одна проблема, существенно тормозившая создание нового рода войск: собранных ядерных зарядов, имеющихся в наличии у государства, было очень мало. Это зависело и от производственных мощностей, и от имеющегося подготовленного личного состава.

В начальный период специзделия типа РДС целиком на заводе не собирались, а хранились согласно ведомости комплектации ВК-1. В цехе сборки производилась их комплектация, а также контрольная сборка отдельных образцов для контрольно-летных испытаний. Эти испытания специзделий в составе носителей окончательно подтверждали годность сданной заказчику продукции за определенный период. Суть контрольно-летных испытаний заключалась в следующем. Отобранный для таких испытаний экземпляр отличался от боевых тем, что в заряде устанавливался весовой эквивалент основной части и весь комплект был оснащен радиоконтрольной аппаратурой. Она позволяла осуществлять запись всего процесса срабатывания узлов изделия на траектории. Результаты испытаний всегда были положительными.

Со временем стал успешно решаться и кадровый вопрос.

Во второй половине 1953 года из военнослужащих, состоявших в штате КБ-11, были созданы две военно-сборочные бригады. Во главе этих бригад были полковники ВВС Г. Г. Нырков – начальник сборочной бригады № 1 и В. И. Капустин – начальник сборочной бригады № 2. Бригады производили сборку специзделий, выпускавшихся заводом до 1955 года. Военно-сборочные бригады были напрямую подчинены директору завода, а контроль за их деятельностью осуществлялся специалистами ОТК предприятия и военной приемкой. Окончательное «добро» на первые специзделия, выпущенные заводом, давал старший инженер-приемщик. Им в то время был майор И. А. Савин (в будущем – генерал-лейтенант – один из руководителей 12 Главного управления МО СССР).

В связи с вводом в строй первых центральных и войсковых баз хранения вышеуказанные сборочные бригады стали привлекаться для закладки атомных бомб на центральные базы по ведомостям комплектации ВК-2, ВК-3, ВК-4 и на войсковые базы – по ведомостям комплектации ВК-4 и выше.

Таким образом, нагрузка на эти две бригады была колоссальная. Поэтому при КБ-11 были созданы еще две сборочные бригады, но уже из гражданских лиц.

14 марта 1955 года в Министерстве среднего машиностроения создается Главное управление комплектации, которое взяло на себя всю ответственность по вводу в строй объектов хранения, их оснащению и созданию базы для образования нового рода войск. Начальником Главного управления комплектации был назначен генерал-майор Николай Павлович Егоров.

Главная, неизмеримая заслуга по организационному созданию базы нового рода войск принадлежит именно этому Главному управлению комплектации – предшественнику 12 Главного управления Министерства обороны.

В конце 1955 года две военные сборочные бригады при КБ-11 были ликвидированы и на их основе были созданы четыре сборочные бригады, которые были включены в штаты четырех объектов и переведены в эти части.

Первую сборочную бригаду возглавлял полковник Г. Г. Нырков, вторую – полковник В. И. Капустин, третью – полковник П. X. Новиков, четвертую – полковник А. В. Якушев.

На эти бригады и легла вся нагрузка по сборке зарядов авиационных атомных бомб в первые годы образования ядерного щита страны.

Сборочные бригады были направлены: первая – к Б. Н. Филиппову, вторая под командованием подполковника И. П. Орлова – к М. В. Немировскому, третья – к П. А. Крылову, четвертая – А. М. Яковенко. Полковник В. И. Капустин был направлен возглавлять центральную базу хранения на Чукотке, поближе к Аляске и Америке.

В период штатных переформирований сборочных бригад и завершалась наша учеба в «Академии Назаревского». Я был назначен начальником группы радиодатчиков второй сборочной бригады полковника В. И. Капустина, позднее – подполковника И. П. Орлова, которая была включена в штат объекта М. В. Немировского. Этот объект располагался в районе города Феодосии и в настоящее время не существует. На объект я прибыл с семьей в конце декабря 1955 года.

Главным инженером войсковой части был капитан 1 ранга Сергей Иванович Рамейков, которого через полгода заменил подполковник Василий Андреевич Маслов, начальником политотдела – полковник Василий Степанович Сидорин, помощником начальника объекта по режиму – майор Герман Иванович Дорогов.

Была организована служба хранения изделий в россыпи с помещениями для хранения по типам узлов. Соответственно и службы назывались: Служба А, Служба Б и т. д. Каждая непосредственно подчинялась главному инженеру объекта. Все было разложено не по комплектам изделий, а по типам комплектующих узлов.

Имелись офицеры поверочной лаборатории с его главной структурой КИПом. Основой всей инженерно-технической службы должна была стать сборочная бригада, но из ее состава пока было всего 11 человек, а основной состав еще не прибыл и находился в Арзамасе-16. Из моей группы был только один офицер – старший лейтенант Николай Николаевич Гаврилов.

В то время обязанности начальника сборочной бригады исполнял главный инженер сборочной бригады подполковник Р1ван Петрович Орлов. Очень сильный человек, прямой, решительный и грамотный, назначенный впоследствии начальником одной из авиационных ядерно-технических баз. Под его руководством эта воинская часть была одной из лучших в авиации.

этих изделий. А. А. Смирнов будет ответственным по центральной части, а на Вас возлагается задача по проверке радиодатчиков».

Изделия должны быть собраны по ВК-4. В то время степеней готовности еще не существовало. Собранность изделий определялась ведомостью комплектации (ВК). Подготовлен пакет с совершенно секретными документами, который был передан мне как старшему для доставки. Пришлось взять оружие.

Автотранспортом прибыли на аэродром Багерово около г. Керчи. Распаковали контейнеры и в бомболюки подвесили изделия. Отобраны были те, которые находились уже длительное время на хранении. Номера этих изделий 1050 и 1070. Комплектующие узлы центральной части, узлы инициирования и другие в своей таре разместили в отсеке башенного стрелка и остального экипажа.

Получили парашюты, кислородные приборы, прошли инструктаж и сами расположились в самолетах где попало, конечно, не в креслах. Кроме меня и А. А. Смирнова в каждом самолете разместили еще по «режимщику» из Главка. Охрану не взяли, сами были с пистолетами. В воздухе наш самолет сопровождали истребители.

Промежуточная посадка была сделана на аэродроме Энгельс. Остановка в связи с погодными условиями оказалась длительной – продолжительностью в несколько суток. Хотя бомболюк был запломбирован и выставлен часовой с оружием и с патронами, но самолеты мы не оставляли ни на минуту в течение всех этих суток.

На площадке аэродрома Семипалатинска нас встречали генерал Николай Павлович Егоров и еще несколько лиц, его сопровождающих, в том числе и не знакомые мне генералы. Заслушав доклад, Николай Павлович дал указания:

«Первое. За сохранность изделий продолжаешь отвечать и передавать их никому не будешь. Второе. Хозяева определят помещение для хранения и регламентных работ. Третье. Забираешь ключи от помещений, после окончания опечатываешь и сдаешь под охрану. Четвертое. Пакет с документами вскрываешь и будешь сам секретчиком. Документами (паспортами, формулярами, свидетельствами) пользуешься сам и предоставляешь кому потребуется, но только пускай знакомятся в твоем присутствии. Сейф получишь».

На месте уже были офицеры одной из центральных баз хранения майоры И. И. Румянцев, М. Е. Травин, Шишков. Павленко и другие, прибывшие железнодорожным эшелоном и доставившие тоже «Татьянки». Почему их изделия были забракованы и потребовались наши – известно только науке и Всевышнему.

Были также и представители МСМ. Среди них – конструкторы С. Г. Кочарянц, Е. А. Негин, А. К. Бессарабенко, полковник Н. Н. Семенов из Главного управления комплектации.

Готовим первые два изделия для сброса и подвешиваем их под самолеты.

Проверяю свой радиодатчик РД-4, меня контролируют представители ОТК и военной приемки с завода из Арзамаса-16. Рядом сидит С. Г. Кочарянц. Замеры делаю по осциллографу и в связи с ограниченным временем нахождения радиодатчика в рабочем состоянии делаю все быстро. Докладываю, что все параметры в норме и узел годен. С. Г. Кочарянц посмотрел на меня, посмотрел на проверяющих и спрашивает их: «Подтверждаете или ничего не увидели на осциллографе?» Те мнутся. «Давай еще раз проверим», – говорит С. Г. Кочарянц. Второй раз проверяю медленнее и показаниями значений на приборах, а их более пяти, подтверждаю положительный результат. С. Г. Кочарянц подводит итог.

Обращаясь ко мне. говорит: «Расписывайся в формуляре на датчик первым, после и приемщики распишутся».

Действительно, проверка радиодатчиков в изделиях была самой сложной операцией. Полная проверка радиодатчиков занимала два цикла по 20 минут каждый. Плюс 30 минут между ними перерыв, а если не вкладываешься в эти два цикла, то продолжительность очередного перерыва увеличивается в два раза и составляет уже один час. Этот пример наглядно показывает, что на первых порах ядерное оружие походило не на военное оружие, а на лабораторные приборы, и требовались соответствующее помещение, белый медицинский халат с белым колпаком и тапочками, прошитыми медной проволокой.

С. Г. Кочарянц дает мне команду: «Сделать установку в радиодатчике для высоты срабатывания 340 метров». По формуляру нахожу положение переключателя и ставлю в соответствующее положение ручку.

Во время сброса срабатывание произошло от радиодатчика. Высота срабатывания баро- датчиков была выставлена ниже и, естественно, от них срабатывание не могло произойти.

Е. А. Негин тоже оказался в зале не случайно. Что-то новенькое он тогда привез для центральной части, под названием «ТИ-3». Это тогда был не мой профиль. Любопытствовать было не принято, и потому я ни у кого не спрашивал пояснений.

Сброс был намечен на утро с появлением светлого времени. Конечно, хотелось бы увидеть результаты своего труда. От места сборки до пункта наблюдения на полигоне расстояние более 150 км гравийной дороги. До полигона добрались на маленьком автобусе.

На наблюдательном пункте нам выдали затемненные стекла, указали на землянки для защиты, расположенные на обратных скатах возвышенности. Местность открытая, и все видно на десятки километров.

По звуковой трансляции объявлено, что самолет взял боевой курс, а через некоторое время – «отрыв». Начался отсчет оставшегося до взрыва времени в секундах. Закрыли шлемами уши, затемненными очками – глаза.

Точно в назначенное время по отсчету секунд произошел взрыв. Из-за защитных очков силу светового эффекта оценить было невозможно, но и с очками в момент вспышки, было светло как днем. Сняли очки. Стал образовываться «гриб», который поднял с земли огромные тучи пыли, мусора и всего того, что оказалось в центре взрыва (эпицентре).

Прошла почти минута, и на поверхности казахстанской земли со стороны взрыва четко стала просматриваться движущаяся ударная волна, прижимавшая к земле на своем пути ковыль, растения и предметы. Похожая на тень, в нашу сторону ползла по земле неведомая сила.

Ударная волна сбила со всех наблюдателей головные уборы, некоторых уложила на землю. Большой неожиданностью для нас была обратная волна, ударившая через несколько секунд. Ее ударная сила была не меньше силы прямой волны. От воздействия ударной волны в землянках вылетели стекла и рамы.

Собираясь возвращаться, мы встретились с еще одним поражающим фактором ядерного взрыва – радиоактивным загрязнением местности. Оказывается, наш путь в Семипалатинск преградил след радиоактивного облака.

По оценке ученых результаты испытаний были очень хорошими. Не зря оказался на испытаниях Е. А. Негин. «Подвесили маленькую, а злющую». – так отозвались о состоявшемся испытании летчики.

Через час после взрыва Советское информационное бюро объявило об очередном успешном испытании ядерного оружия в СССР. Это было 10 сентября 1956 года.

В 1957-м и последующих годах мы уделяли много внимания поиску путей сокращения сроков сборки изделий. Руководство стремилось поставить на боевое дежурство возможно большее количество изделий на войсковых базах и экипажей самолетов-носителей. Взамен «Татьянки» стала поступать эксплуатационная документация и на другие авиационные изделия, а также на изделия для ракетных носителей и морских торпед. Доподготовка специалистов по новым типам изделий осуществлялась в короткие сроки в учебных центрах полковника Шишанова (в Багерово) и у Решетняка. Последний был передислоцирован из Арзамаса-16 на одну из центральных баз хранения.

Решением правительства Главное управление комплектации, созданное в Министерстве среднего машиностроения. 23 ноября 1957 года было передано в Министерство обороны. 9 января 1958 года в Министерстве обороны оно было переформировано в Главное управление спецвооружения и 29 апреля 1958 года – в 12 Главное управление Министерства обороны СССР.

Председателем комиссии по передаче объектов и учреждений, подчиненных Главному управлению комплектации МСМ, был назначен заместитель министра обороны СССР по специальному вооружению и реактивной технике генерал-полковник артиллерии М. И. Неделин. Генерал-лейтенант В. А. Болятко, начальник Шестого управления Министерства обороны, был у него заместителем.

Естественно, члены комиссии от Министерства обороны генералы В. Ф. Тимошенко, А. А. Осин, полковники Е. Ф. Дурнов. А. П. Хитров и другие выступали в роли принимающих объекты, а генералы Н. П. Егоров и М. К. Никольский, полковники А. Д. Искра, Н. Е. Пестов, Н. Н. Семенов, М. В. Немировский – в роли сдающих эти объекты, хотя они никому и ничего не сдавали: все вместе перешли в Министерство обороны.

Представители Минобороны предъявляли большие претензии из-за слишком больших сроков сборки ядерных боеприпасов и слабой защищенности входов в сооружения-хранилища ядерного боезапаса. При нанесении ядерных ударов по объектам входы в хранилища могли быть завалены, а их расчистка заняла бы слишком много времени.

После подчинения всех частей бывшего Главного управления комплектации министру обороны, то есть после возвращения откомандированных «с оставлением в кадрах Вооруженных сил», офицерам была сделана в личном деле соответствующая запись.

Длительное время не назначался начальник 12 Главного управления Министерства обороны. Практически до конца 1958 года документы приходили в часть за подписью «ВрИД начальника 12 ГУМО Н. П. Егоров». В конечном итоге начальником 12 Главного управления Министерства обороны СССР стал генерал-полковник Болятко Виктор Анисимович.

А военно-политическая обстановка в мире все более и более накалялась. Все больше и больше стало появляться ракетно-ядерных стрел, нацеленных на объекты Советского государства. Мы все больше и больше чувствовали, как нас торопят и подгоняют. Для поддержания дипломатических переговоров Н. С. Хрущева был спланирован вывоз ракет оперативно-тактического назначения с ядерными головными частями в Германию, поближе к войскам НАТО. Задача по доставке ядерных головок была поставлена нашей воинской части и объекту, где командиром был полковник П. А. Крылов.

Доставка боеголовок в Германию из нашей части осуществлялась двумя эшелонами. Начальником первого эшелона был назначен я. а второго – майор Василий Степанович Соловьев. Со мной были командированы Александр Алексеевич Смирнов. Георгий Александрович Красноштанов. Заворуев. Борис Владимирович Глаголев и еще два офицера. У В. С. Соловьева тоже столько же офицеров. Переодеты мы были в полевую артиллерийскую форму. Погрузили груз в полувагоны, а чтобы содержимое полувагонов не было видно с мостов и самолетов, груз закрыли досками и толью.

В пути в районе Запорожья нас встретил мощнейший ураган и сорвал всю маскировку груза. На каком-то полустанке нам подвезли доски, толь, и мы все снова перекрыли. Эта командировка имела еще ряд моментов, о которых хочу рассказать.

Документы на пересечение границы с эшелоном я получал в Москве и, естественно, со мной был проведен соответствующий инструктаж. Меня предупредили, что я первый буду пересекать государственную границу с таким «добром». Еще никто не пересекал границу с изделиями. Надо дотошно подготовиться. К тому же к нашему эшелону из полувагонов и товарных вагонов в Бресте будут присоединены еще несколько десятков вагонов со снабженческими грузами. В действительности в составе было более 60 вагонов, скомпонованных несколькими ведомостями (нарядами). Забегая вперед, отмечу, что на территории Польши, на станции Седлец, при осмотре у одного из вагонов были обнаружены «ползуны» у одной колесной пары (выработка при торможении). Естественно, колесную пару нужно было менять. Хорошо, что дефект появился не у нашего вагона. Вагон с дефектом вместе с другими вагонами одной ведомости исключили из состава для устранения неисправности и включили в очередной состав, следующий после нас. Этот вагон я передал под роспись и под пломбами отправителя военному коменданту Советской Армии и железнодорожной администрации Польши на станции Седлец, о чем доложил в Москву.

Произошла заминка и при пересечении государственной границы в Бресте. При смене колесных пар на пары западной колеи перед подъемом вагона мы потребовали документы на подъемник о его годности и записи о своевременном испытании. Железнодорожники долго искали и изрядно чертыхались, видимо, служба техники безопасности их давно не проверяла. Пришлось подключить и военного коменданта, и представителя КГБ, хотя время было уже далеко за полночь. Во всех случаях спрос всегда был с начальника эшелона, ответственного за перевозку. Поэтому в данной ситуации мы и подходили столь строго. В конечном итоге разошлись мирно и с пограничниками, и с таможенниками, и с железнодорожной администрацией.

Информация об этом инциденте дошла и до Н. П. Егорова. Я об этом говорю с уверенностью потому, что когда по завершении командировки я и В. А. Маслов докладывали Н. П. Егорову о результатах выполнения задания, он поинтересовался этим случаем и сказал, что может быть и не стоило так сильно мордовать работников при замене колесных пар, но одновременно похвалил за четкость выполнения обязанностей. По окончании беседы Н. П. Егоров предложил нам поехать на концерт. В Москве в те дни давал представление американский цирк на льду.

Представление было красочное и интересное. Мы с Василием Андреевичем были в полевой форме артиллеристов, сидели в первом ряду на самом видном месте, причем в карманах брюк находились пистолеты, завернутые в носовые платки. По ходу действия одна из танцовщиц на коньках увидела в первом ряду представительного полковника – солидного и красивого мужчину, села к нему на колени, но быстро соскочила – почувствовала что-то жесткое.

Воинская часть-получатель боеголовок для ракет дислоцировалась примерно в 100 км от Берлина (точного названия военного городка не помню). В. С. Соловьев привез изделия в городок около Фюрстенберга (район Равенсбрюка. где в годы минувшей войны размещался известный женский лагерь смерти). Регламентные работы проводились в палатках, помещения для работ, видимо, еще не успели подготовить. Делалось все в спешном порядке. Работы проводили расчеты ядерно-технической базы под нашим наблюдением и контролем. В ходе выполнения расчетами операций сказался настрой принимающей стороны выявить в состоянии изделий побольше недостатков. Так. после расстыковки обнаруживались обрывки контровочной про-волоки, старые пломбы и другие мелкие предметы.

Представители войсковой базы хранения стали составлять акты и требовать росписи от нас в подтверждение фактов. Сразу же было дано разъяснение, что документацией по проверке предусмотрено, что при обнаружении недостатков их необходимо устранить, а составление актов не предусмотрено документацией, и было предложено прекратить составление актов.

К чему разговор на эту тему?

Аналогичные акты при регламентных работах, составленные ранее на войсковых базах в Первомайске, Балте, Умани, привели к тому, что некоторые ретивые командиры, стремясь показать свою прыть, направили эти акты вышестоящим начальникам, а они – еще выше, и в конечном итоге появился приказ министра обороны о неряшливом отношении к работе с грозным оружием. В приказе было очень строго указано Егорову Николаю Павловичу и, естественно, некоторым нижестоящим руководителям. Все это происходило в период кадровых решений.

Командир войсковой базы, в которой мы оказались, с самого начала нашего нахождения показал себя слабым руководителем, хотя и звание было высокое – подполковник, а весь объем обязанностей не охватывал и не мог исполнять полностью. В ходе разговора выяснилось, что он до этой должности был начальником маленькой лаборатории, при каком-то учреждении. Хозяйства там никакого не было, да и людей тоже было маловато. Он согласился, чтобы его заменили. Старшим на все группы кроме Василия Андреевича Маслова – главного инженера нашей части, был еще Михаил Константинович Никольский, которому я обо всем доложил. Спустя несколько дней пришел приказ об освобождении этого командира (фамилию его называть не буду). Тем же приказом был назначен командиром главный инженер войсковой базы, где работал В. С. Соловьев. Этот вопрос быстро решил главный маршал артиллерии М. И. Неделин.

К этим двум частям меня надолго притянули служебные дела. В те части я зачастил с поездками. Одна поездка была даже совместная с полковником П. А. Крыловым параллельно с выполнением другой задачи. Не ладилось с аккумуляторами АК-25: через короткий срок при проверках не выдержало напряжение. Несколько раз пришлось побывать и в Москве на научно-технических совещаниях с директорами заводов, причастных к их изготовлению. Разговор был очень жесткий. В конечном итоге решение проблемы упиралось в чистоту химических веществ, выпускаемых на наших заводах, для изготовления аккумуляторов. Стали покупать чистые химикаты за границей.

Подошло время вводить в строй вторую очередь центральных баз хранения. Возглавили эти объекты полковники А. И. Смирнов. Б. Н. Филиппов, П. X. Новиков. В. П. Котин, Н. А. Садовник, Н. Г. Макеко и др. Началось выдвижение опытных офицеров в эти новые объекты, и из части стала уезжать опытная гвардия. Я был назначен начальником 2 отдела – заместителем главного инженера в своей части. После увольнения в запас полковника М. В. Немировского, после долгого ожидания командиром был назначен полковник Василий Андреевич Маслов – опытный, грамотный и настойчивый командир. За продолжительное командование объект всегда определялся как один из лучших. Задержка с его назначением произошла как определенное торможение за настойчивость и прямоту во время передачи части в Министерство обороны.

В часть поступило распоряжение «Об изменении штатного расписания в инженерно- технической службе». Этим распоряжением была введена вторая сборочная бригада. Она была сформирована на базе существующей бригады. Первой сборочной бригадой стал руководить подполковник Василий Степанович Соловьев, а второй – подполковник Александр Алексеевич Смирнов.

23 февраля 1962 года впервые состоялось награждение офицерского состава частей 12 Главного управления с по фамильным объявлением Указа в газете «Красная Звезда». Замах на награждение был большой (представлено к награждению было много офицеров), а реально награждено по 1–2 человека от части. Как правило, одним орденом Красной Звезды и одной медалью «За боевые заслуги». В Указе было записано, что награждение произведено за успешное освоение новой боевой техники. От нашей части орденом Красной Звезды был награжден я, а медалью «За боевые заслуги» – офицер из батальона охраны.

Большим событием для всех нас и для мира был кризис мирового значения, связанный с блокадой и намерением американской военщины совершить вторжение на Кубу осенью 1962 года.

В начале сентября 1962 года, только я возвратился в свой военный городок, как дежурный по части мне сообщает: «Вас вызывает командир». Прихожу в штаб. Командир Василий Андреевич Маслов без лишних предисловий ставит задачу: «Будешь участвовать в испытаниях на Новой Земле. Тебе поручается доставить туда шесть авиабомб серии «407 Н». Эшелон уже грузится. Вместе с тобой поедет старший лейтенант В. Я. Белоусов. Там будет много представителей промышленности, и, чтобы не «маячить» среди них, захватите с собой гражданскую одежду». Там уже зима.

В течение нескольких минут обсудили с ним, что взять для работы, некоторые технические детали – вот и весь инструктаж.

В те годы практиковались снятие с хранения ядерных зарядов и отправка их для проверки взрывом на полигоны. Раньше, как было описано выше, я уже участвовал в таких работах, поэтому ничего подозрительного я не отметил.

В тот же день наш железнодорожный состав тронулся в путь: пять суток, а может, и меньше – и мы уже в Североморске на станции Ваенга. Полковник Николай Константинович Белобородое – командир Новгородского объекта, встретивший нас на станции, рассказал о порядке разгрузки и погрузки изделий на корабль, стоящий на пирсе.

Он был назначен старшим группы сопровождавших боеприпасы к месту испытаний. Никогда прежде перевозка ядерных боеприпасов морем не производилась. Инструкций по ее организации я никогда не видел. А в нашей работе строгое соблюдение правил – первое дело. По поведению Н. К. Белобородова я понял, что этот вопрос уже отработан, к тому же в трюме уже был не один десяток изделий других типов. По контейнерам я понял, что они для ракет и мне все знакомы. Погрузкой занимался расчет из офицеров и военнослужащих сверхсрочной службы из части Н. К. Белобородова.

По окончании погрузки специзделий на корабль, именовавшийся «Индигирка», погрузилась небольшая воинская часть – войсковая ядерно-техническая база под командованием капитана 2 ранга В. П. Шевченко, которой было поручено осуществлять охрану грузов, закрытых в трюмах и твиндеках.

Когда судно было полностью загружено, нам выдали летнюю одежду – военный и гражданский комплект: легкие брюки, рубашки с короткими рукавами, шляпу. К тому же вернули с уходящими вагонами гражданскую зимнюю одежду домой.

Представителю Главного управления сдали все личные документы: удостоверение личности офицера, партбилет, командировочное предписание, деньги и др. С собой не оказалось никакой бумажки, свидетельствующей о том, кто я. Далее, до конца декабря, жил и проходил везде по личному знакомству, пока не прибыл домой, то есть был «вездеход» без документов.

Теперь уже стало абсолютно ясно, что никакими испытаниями на Новой Земле и не пахнет. Готовиться необходимо к нахождению в жарких странах. Тогда были два наиболее напряженных региона: Индонезия и Куба. Куда же мы?

Все уже было готово, но мы простояли в порту еще несколько суток. Ждали команды из Москвы. Фамилия Н. С. Хрущева в связи с этим не упоминалась, а говорили так: «Ожидается решение первого лица государства». Где-то в середине сентября вышли в море. Провожал нас заместитель командующего Северным флотом (фамилию уже не помню) и первый заместитель начальника 12 Главного управления генерал-лейтенант Николай Павлович Егоров. Напутствия они нам дали общие. О том, куда идем и зачем, вообще сказано не было. Единственно, что было отмечено, так это то, что нас одних не оставят. За весь переход мы так никого и не видели, за исключением того, что радист иногда жаловался, что кто-то ночью мешал входить в связь.

Наш дизель-электроход был экспедиционным судном, имел прочный двойной корпус. На баке и корме судна были установлены две 37-миллиметровые автоматические пушки... После выхода из Североморска их в одной из бухт пристреляли по надводной мишени, а затем стволы пушек сняли и спрятали. Оставшиеся на палубе турели замаскировали под бухту канатов.

На палубе были закреплены сельскохозяйственные машины и грузовые автомобили и их макеты. Все переоделись в гражданскую одежду. Выходить на палубу разрешалось только в ночное время.

Почти неделю шли до Фарерских островов. По достижении их, как и было предусмотрено надписью на конверте, капитан корабля Пинежанинов в присутствии старшего воинского начальника Н. К. Белобородова вскрыл конверт, где было написано: «Следовать к острову Куба». По достижении широты Гибралтара к нам присоединился прошедший через Средиземное море теплоход «Мария Ульянова». Так и шли мы с ним на пару через Атлантику. После Североморска, где в день ухода шел снег и был мороз, попали в тропическую жару. Все разделись до трусов, в трюмах тоже было жарко.

На подходе к Кубе появились американские самолеты. Они облетали наш корабль на очень низкой высоте – менее 100 метров. Можно было видеть лица пилотов. Не обнаружив ничего подозрительного, самолеты улетали.

Гораздо позднее, через многие годы, я узнал, что на корабле на случай захвата были заложены заряды для затопления корабля. Попыток захвата не было. Вид со стороны не настораживал американцев, и мы достигли острова благополучно. Пришвартовались в порту Мариель. Разгружались в темное время без света. С пирса в воду опускались кубинские аквалангисты (водолазы) и систематически осматривали днище. Размещение изделий по типам было определено заранее. Мои же изделия, отправленные в спешном порядке, размещать было негде, поэтому временно их разместили во дворе дачи Батисты – диктатора Кубы – в кирпичном помещении в нескольких десятках метров от моря. Надо было принимать меры по их размещению в более надежных помещениях. К тому же и с климатическими условиями содержания было далеко не все в порядке. Влажность все время стояла за 90 а температура воздуха даже ночью превышала тридцать градусов, не говоря уже о температуре днем. В тени было за 35 :С.

Дней через пять бомбы вывезли в горы и разместили в так называемых «лисьих норах». Это были узкие штольни метров 50 длиной. Раньше в них, по-видимому, хранились боеприпасы. Используя ломы, затолкали контейнеры в хранилища. Кранового хозяйства нет, освещения – тоже. Организовали охрану: внутреннее кольцо – с помощью советских солдат, внешнее – военнослужащими Кубы.

Главная беда заключалась в том. что военнослужащие ядерно-технической базы под руководством полковника Браушкина с документацией и технологической оснасткой не прибыли, а потому принимать мои специзделия было некому.

Обстановка приобретала критический характер: вот-вот американцы заблокируют подходы к острову. Н. К. Белобородов стал поговаривать о необходимости создания расчета, хотя бы сокращенного состава, из числа офицеров, ранее имевших дело с авиационными изделиями.

Технологической документации нет. оснастки нет, оборудования нет. Как создавать расчет? Николай Константинович все время говорит: «Думай!» Может по памяти придется делать. Война скидки не дает.

Такая ситуация возникла потому, что при принятии решения на проведение операции «Анадырь» привлечение частей с изделиями 407 Н и самолетов-носителей Ил-28 не предусматривалось. Такое решение было принято летом (в июле-августе), и, естественно, все делалось в спешном порядке. Если часть Н. К. Белобородова свою задачу знала за несколько месяцев до ее выполнения, то мы о своем участии в данной операции узнали лишь за несколько дней, при том что цель задачи была завуалированной (испытание на Новой Земле).

Естественно, авиабомбы следовало разместить поближе к самолетам, то есть на аэродромах. А потому нужно было продолжать искать место для их хранения.

Двое суток посвятили облету аэродромов и изучению возможностей размещения изделий. Группа в составе командующего ВВС и ПВО Кубы капитана и его порученца лейтенанта (фамилий их не помню), генерал-полковника авиации Давыдкова – зам. Главкома Плиева по авиации и меня на самолете ЛИ-2 (грузовой вариант) без опознавательных знаков обследовала несколько аэродромов. Ничего подходящего не нашли. Наиболее приемлемым был вариант: в полукапонирах сделать перекрытие и в них построить помещения для хранения изделий и помещения для регламента.

Встал вопрос о способе перемещения. Николай Константинович поручил обследовать вариант железнодорожной перевозки. На Кубе есть один железнодорожный маршрут от Гаваны почти до Гуантанамо. Но от этого варианта пришлось отказаться. Дверные проемы в товарных вагонах, а точнее «вагончиках», не позволяли погрузить туда наши контейнеры. Были и другие причины. Оставался вариант с использованием автомобилей.

Напряженность нарастала. Мои коллеги в полную силу готовили головные части к применению. Перед введением полной блокады военнослужащим ядерно-технической базы Браушкина все-таки удалось добраться с разобранными ИЛ-28 до острова. Установил с Браушкиным контакт, ознакомил с обстановкой, посоветовал вплотную заняться помещениями и, естественно, подготовкой к проверке.

Но нагнетаемая обстановка требовала готовиться к боевым действиям, а не к регламентам. Уже объявлен приказ министра обороны Р. Я. Малиновского: «В случае вторжения американских войск на Кубу совместно с кубинскими вооруженными силами выступить на защиту кубинской революции. Родина или смерть. Мы победим!»

А у нас с Белоусовым даже пистолета личного не было. Мы отправлялись на испытания, а не Кубу защищать. Хорошо, я в одной части выпросил на время пистолеты, чтобы на крайний случай сделать самое гнусное дело. 25–26 октября с минуты на минуту ждали вторжения. Над островом постоянно появлялись самолеты. На рейде против Гаваны стояли кильватером американские корабли с пушками, направленными на город. Люди по городу ходили под пушечным прицелом.

С дачи Батисты (там были бараки для жилья) я переместился вплотную к своим изделиям. Несколько ночей спал в кабине грузового автомобиля. Каждую ночь по нескольку раз поднимались по тревоге. Ночью, а они были очень темными, хотя и с яркими звездами, бдительные часовые устраивали стрельбу по каждому шороху. То домашний скот, то дворняжка пробежит, а обстановка тревожная, вот и пошла пальба.

На пляжах рыли окопы – готовили побережье к обороне. Штабы уничтожают лишние и ненужные документы.

Мы, старшие офицеры, прошли войну и знали, что это такое. К предстоящим боям готовились со знанием дела. Напряженная и тревожная была обстановка. На душе в те дни было очень тяжело. Во время Великой Отечественной войны я знал, что как бы далеко наши войска не зашли, хотя бы в Польшу, Германию, а домой, пусть даже пешком, но дойду. А тут – вокруг океан, до своих 11 тысяч километров. Оторванность от родной земли сильно давила. В Гаване пришлось встретиться с множеством эмигрантов из Западных областей Украины, во время голода 32–33 годов убежавших с Родины. Они все как один говорили, что их мечта – быть похороненными под русской березкой. Вот какова натура человека.

У моего напарника старшего лейтенанта Белоусова незадолго до отъезда на Кубу родился сын, он его и на руках всего-то несколько раз держал. Сильно парень пережи-вал. Действительно, никаких документов с нами не было. У всех, кто прибыл в составе воинских частей, документы были в штабах. Мы. 10 человек, были безродными. В свое время Н. К. Белобородов мне намекал, что если Браушкин не прибудет со своей ядерно-технической базой, то придется тебе, то есть мне, создавать такую базу и быть ее командиром. Конечно, такая перспектива меня не радовала.

В конце концов разум победил. Мир избежал ядерной катастрофы. Руководства США и Советского Союза нашли пути снятия напряженности и мирного разрешения сложившейся ситуации.

В конце ноября мы приступили к погрузке всех привезенных зарядов на сухогруз «Архангельск» и 1 декабря вышли в Североморск. При подходе к Европе попали в страшный шторм, но контейнеры были закреплены надежно, и все обошлось. К новому 1963 году я со своим грузом возвратился в Крым, встретился с семьей.

После возвращения мы, ответственные за выполнение задачи, на основе учетных данных по замеру климатических параметров за весь период (а они говорили о фактах отклонения от норм), поставили вопрос о проведении переаттестации некоторых изделий.

Такая переаттестация была проведена и показала, что отклонений нет, результаты положительные и изделия годны к дальнейшей эксплуатации.

После Карибского кризиса американцам стало ясно, что с Советским Союзом разговаривать с позиции силы уже нельзя. Количественное соотношение в зарядах позволяло нам разговаривать с ними на равных. Ракетно-ядерный щит у Страны Советов создан, и он нарастает и развивается.

Чтобы добиться военного превосходства, американцы начали создавать новые системы ядерных вооружений, в том числе с использованием точечного поражения целей, разделяющихся головных частей, подвижные и другие. Но главное – они стремились выиграть противостояние в количественном соотношении.

Естественно, нам надо было что-то противопоставлять в ответ.

Появились ядерные заряды и в оперативных, и в тактических ракетах, системы ядерных вооружений с использованием подводных и подземных стартов, в войсках ПВО, в ствольной артиллерии, в инженерных войсках.

А это в конечном итоге – напряженнейший труд тех, кто принимал эти вооружения для эксплуатации, ставил их на боевое дежурство и нес это дежурство.

В начале 1966 года я оказался на должности главного инженера – первого заместителя командира воинской части, которую возглавлял полковник (в последующем – генерал-майор) Юрий Федорович Старостин. Эта воинская часть существенно отличалась от других объектов (подобной части больше не было). Во-первых, тем. что она объединяла две центральные базы хранения, имеющие каждая свой номер и штат. Инженерно-техническая служба включала в себя два первых отдела, два вторых, четыре сборочные бригады, кадрированный штат подвижной ядерно-технической базы, имела огромные площади технической площадки и еще ряд особенностей, которых не было на других объектах.

Начальником первого отдела (двойного в 98 человек) был подполковник Владимир Александрович Курочкин (в последующем – главный инженер другого объекта, а затем – начальник войсковой базы хранения). После В. А. Курочкина этот отдел возглавил подполковник Алексей Алексеевич Петров (позднее – командир объекта).

Начальниками вторых отделов и заместителями главного инженера были подполковник Михаил Николаевич Иванов (позднее – главный инженер другого объекта) и полковник Василий Макарович Писковский.

Начальниками третьих отделов были подполковник Анатолий Гаврилович Бегалов (в дальнейшем – главный инженер другого объекта, а затем – начальник ЭТБ), подполковник Сергей Георгиевич Глушецкий (позднее – главный инженер объекта), подполковник Василий Федорович Касим, которого сменил подполковник Владилен Леонидович Лесовский (позднее – командир учебного центра), подполковник Анатолий Гаврилович Ершов (в последующем – главный инженер другого объекта).

Этот объект – громадина по всем показателям и, в первую очередь, по производственным мощностям, оборудованию, личному составу и задачам, которые на него были возложены.

Объем работы был невероятно большим. Не имею права описывать подробно другие особенности части, но о некоторых можно сказать.

Инженерно-техническая служба находилась в тесном контакте с предприятием, которым тогда руководил Анатолий Яковлевич Мальский – директор сталинской закалки. Его сменил Лев Яковлевич Надпорожский. Оба этих руководителя стали Героями Социалистического Труда.

К концу 60-х годов продукция этого предприятия выходила в более высокой степени готовности. Процесс повышения уровня сборки изделий (установки как можно больше узлов в изделии) продолжался.

И вот появилась идея некоторые типы изделий доводить до готовности, близкой к максимальной. Заводское руководство категорически отказалось проводить эту операцию на заводе, ссылаясь на то, что у них нет соответствующих помещений, в которых эти работы проводились бы без нарушения техники безопасности.

Сама идея была очень хорошая, так как освобождала сборочные бригады объектов от довольно сложной и трудоемкой операции. Выход был найден. Вспомнили прошлое, когда сборкой изделий, скомплектованных на заводе, занимались сборочные бригады объектов. Проведение указанной операции было поручено инженерно-технической службе нашего объекта, для чего продукция данного типа после изготовления на заводе направлялась в нашу воинскую часть. Непосредственно этой работой занимался отдел, возглавляемый подполковником Владиленом Леонидовичем Лесовским.

Подобрали в этом отделе помещение, оборудовали рабочее место и пару лет потоком производили, если так можно выразиться, заводскую доработку изделий. А потом рассылали их в войска. С этими изделиями был серьезный казус.

Однажды, получив очередную месячную программу для досборки, при вскрытии головной части операторы обнаружили лопнувшие спицы крепления узла. Лопнувшие спицы обнаружили и на других изделиях. Как бывает в таких случаях, пошли доклады, поиски причин, уяснение обстоятельств. Я как главный инженер держал отчет по ВЧ-телефону перед генерал-полковником Николаем Павловичем Егоровым (он к тому времени уже был начальником Главного управления). Директор завода А. Я. Мальский на данное событие излагал свои объяснения. Его позиция сводилась к тому, что «у Анастасиева сборщики – здоровые люди, меры не знают, а потому рвут спицы». Анатолий Яковлевич умалчивал о том, что операция осуществлялась с помощью динамометрического ключа и сила оператора здесь не при чем.

В последующем при лабораторном анализе спиц выяснилось, что спицы были перекалены и содержали много углерода. Пришлось всю партию отправлять на завод по рекламации. Пострадали рабочие в цехе – лишились месячной премии.

Для нас этим дело не завершилось. Стали разбираться, на какие объекты уже успели оправить эти изделия, не полопались ли они там. Пришли к выводу, что данные изделия успели отправить только на объект, которым руководил Михаил Евтеевич Травин.

На Дальний Восток к М. Е. Травину направили В. Л. Лесовского. Никаких нарушений не обнаружили. Всем стало легче.

Особенно большая нагрузка ложилась на инженерно-техническую службу объекта, она была связана с обработкой железнодорожных эшелонов. В среднем в месяц мы принимали и отправляли более 40 эшелонов с боевыми, учебными узлами и корпусами. Узлы для замены на квартал отправляли под регламент на центральные базы хранения, а те – соответственно на закрепленные войсковые базы.

С большой благодарностью сегодня вспоминаю тружеников первого отдела, на который была возложена своевременная поставка комплектующих узлов на все войсковые базы и в воинские части Вооруженных сил, находившиеся на боевом дежурстве. Успешно справлялись со своими задачами майор Н. Г. Клюев, капитан В. Н. Яковлев, капитан Б. Г. Нестеров. Через их руки проходили тысячи узлов в квартал, а то и в месяц.

Конечно, чем больше объем работы, тем больше было и огрехов. Но были иногда и предвзятые оценки со стороны некоторых руководителей.

Однажды так раскалили обстановку с характеристикой объекта, что Николай Павлович Егоров решил сам приехать и посмотреть состояние дел.

Приведу слова генерал-полковника, который сказал буквально следующее (я как главный инженер эти слова запомнил надолго): «Я сегодня был в технологических помещениях инженерно-технической службы, в том числе и местах хранения (а это были помещения отделов С. Г. Глушецкого и В. JI. Лесовского), и прямо скажу, я приятно поражен состоянием и порядком в этих помещениях».

Дальше нагнетать обстановку было бесполезно. Все стало на свои места.

Наука и производство шли по пути дальнейшего совершенствования. Не только появлялись новые типы ядерных зарядов, но и стали поступать образцы нового поколения изделий. Заводы взяли на себя задачу их сборки. Задача, возложенная на сборочные бригады объектов по сборке изделий и проверке узлов перед их установкой, отпала. Появилась возможность проверять изделия после транспортировки расчетами меньшей численности. Для проверки конкретных типов изделий стали определять из состава сборочных бригад комплексные расчеты. При этом каждому номеру расчета строго определялся перечень операций, которые он должен выполнить по команде, согласно отработанному перечню. Такая система еще выше поднимала принцип «один читает, другой делает, третий контролирует». Еще выше стали четкость в работе и строгость воинского порядка в технологическом процессе.

Новое поколение изделий породило и новое поколение всего комплекта поверочного оборудования и аппаратуры. Вместо громоздкой и многочисленной измерительной аппаратуры появилась система автоматизированного комплекса типа ТСЦР.

8 марта 1973 года я подписал акт о приеме одной из центральных баз хранения, подписал приказ о вступлении в командование частью и соответствующее донесение начальнику 12 Главного управления. Конечно, взял на себя большую ответственность.

Объект был построен по проекту аналогичному предыдущей части, их можно было назвать «братья-близнецы». Даже нумерация зданий технической территории была одна и та же. Это существенно облегчило мою адаптацию к новым условиям. Больше уделял времени изучению личного состава. Сразу окунулся в проблемы насущных задач. А их было много.

Вероятный противник продолжал поиск возможных преимуществ в средствах и способах нанесения ударов по территории Советского Союза. Появилось оружие, способное наносить удары по точечным целям. Выявлять эти цели стало очень просто – с помощью космической разведки. На фотоснимках удавалось распознавать даже номера на автотранспорте. Поэтому можно было предположить, что при нанесении ударов изделия, находящиеся в защищенном состоянии, будут целы, но ими пользоваться будет затруднительно или вообще невозможно. На раскопку входов уйдут месяцы. Термоядерная война закончится быстрее, чем мы их раскопаем.

Выход нашли в следующем.

С введением угрожающего положения и объявления повышенных степеней боевой готовности изделия в кратчайшие сроки стали вывозить из помещений, грузить на автомобильный и железнодорожный транспорт и рассредоточивать на территории региона. Узким местом оказались входные погрузочно-разгрузочные порталы. Рабочие места по выдаче позволяли заниматься только одним изделием в течение всего цикла погрузки в автомобиль. При такой схеме требовалось несколько суток, чтобы выполнить задачу выдачи из одного сооружения и, естественно, это было неприемлемо.

Начался поиск многократного сокращения времени. Задачу выполняли все части Главного управления. На объекте генерала В. К. Гапонова было проведено показное занятие. Каждая часть, исходя из своих особенностей, находила свои методы и способы решения проблемы. Широко использовался метод продления путей из приемных помещений, применения эстакад и рольгангов. Пути решения нашли. Скорость выдачи из защищенных помещений была увеличена в 5–6 раз и более. Мобильность повышена, боевая готовность – тоже.

Затем начали акцентировать внимание на новой опасности – диверсионные группы. Значит, в районах рассредоточения необходимо заниматься инженерным оборудованием местности. Так и пошло по кругу: появился яд – находится противоядие, а потом опять яд.

Для центральных баз были определены оперативные планы подачи в период войны боевых изделий в части применения. Конечно, они были далеко не первой очереди применения, а уже в ходе боевых действий, но к выполнению такой ответственной задачи тоже надо готовиться. Родилась идея.

На базе сборочных бригад стали создавать нештатные мобильные формирования. В последующем они подлежали преобразованию в самостоятельные воинские части. Каждое формирование соответствовало определенной задаче плана подачи.

Конечно, весь комплекс этих действий был довольно сложен и требовал тренировок. Два раза в год совместно с округом проводились соответствующие учения. Главным содержанием такого учения была способность доставить изделия до частей применения в условиях многократного изменения по радиокоманде пункта встречи получателя с частью подачи.

Вопросу воплощения в жизнь идеи создания подвижных формирований по подаче изделий в войска большое внимание уделялось начальником 12 Главного управления генерал- полковником (впоследствии – маршалом артиллерии) Бойчуком Ефимом Васильевичем.

Участник Великой Отечественной войны, хорошо знающий, что такое бой, что такое фронтовые дороги, что такое маневр войск по военным маршрутам, что такое война, Ефим Васильевич всегда стремился к тому, чтобы подготовка объектов проходила в обстановке, приближенной к боевой.

С приходом Е. В. Бойчука авторитет Главного управления в системе Вооруженных сил значительно возрос. До 1974 года 12 Главное управление подчинялось главкому Ракетных войск стратегического назначения, а по специальной деятельности – непосредственно начальнику Генерального штаба. Естественно, не всегда важные вопросы решались в интересах Главного управления, особенно кадровые. Длительное время (десяток лет) из числа старшего офицерского состава никому не присваивались генеральские звания. Были занижены в званиях штатные категории ряда должностей. И вот 28 апреля 1975 года были присвоены генеральские звания сразу четырем командирам объектов: A. JI. Мельникову, В. К. Гапонову, М. К. Кантиеву, мне, а Н. К. Белобородову и А. А. Осину было присвоено звание «генерал-лейтенант». По некоторым должностям были повышены штатные категории. Регулярно офицеров стали награждать орденами и медалями. Несколько улучшилось положение и с квартирным вопросом при увольнении офицеров в запас. Все это делалось благодаря большим усилиям Ефима Васильевича Бойчука. Ему заслуженно было присвоено звание Героя Социалистического Труда – очень редкая для Вооруженных сил награда.

Возглавляемый мною объект принадлежал к числу первых четырех центральных баз хранения, введенных в эксплуатацию. Он всегда отличался в лучшую сторону, имел устойчивые положительные показатели, традиции, авторитет. Прослужив в этой части 14 лет, я ушел на заслуженный отдых из Вооруженных сил в запас с чувством определенного удовлетворения, что после себя оставил не «развалюху», а соединение, имеющее высокую боевую готовность, хороший авторитет в Главном управлении, в Прикарпатском военном округе, среди местных органов власти и территориального окружения. Генерал армии В. И. Варенников, посетивший в свое время объект, многие годы спустя уже в сегодняшнее время на крупном мероприятии, обращаясь к одному из довольно солидных руководителей и кивая на меня, сказал: «Если бы вы побывали в части вот этого генерала, то удивились бы порядку, который в ней под-держивался». В то время я понимал, что оценка была дана не мне. Она была дана одной из войсковых частей 12 Главного управления Министерства обороны, и таких частей в Главке было большинство.

Я и сегодня горжусь тем, что в этой системе под знаменем славного Главного управления я прослужил 32 года и стал достойным руководителем своего поколения.

Прошли годы. Готовимся к празднованию 60-летнего юбилея 12 Главного управления Министерства обороны. В историческом плане – это срок небольшой – мгновение. В человеческих измерениях – это эпоха, это период бурного и стремительного развития науки и техники, в корне изменивших жизнь, быт людей.

Оглядываясь назад, подводя определенный итог, признаешь, что судьба отнеслась ко мне благосклонно и не увела в сторону от знаковых событий эпохи, значительную роль во всем сыграли руководители, наставники, командиры, а также коллеги, друзья, товарищи и те, кто работал под моим началом и руководством.

Поэтому в заключение хотелось бы отметить добрым словом генерал-полковника Виктора Анисимовича Болятко, маршала артиллерии Ефима Васильевича Бойчука, о роли которого уже говорилось выше, генерал-полковника Николая Павловича Егорова, генерал-лейтенанта Михаила Константиновича Никольского, генерал-лейтенанта Николая Константиновича Белобородова, генерал-майора Юрия Федоровича Старостина, полковника Василия Андреевича Маслова и многих других.

По делам службы на протяжении длительного времени мне приходилось встречаться с ними неоднократно, начиная с того момента, когда я был еще в воинском звании «капитан». И в памяти отложилось много фактов, говорящих о том, что это были руководители, вполне достойные своих высоких должностей и обладающие прекрасными человеческими качествами.

Спустя многие годы Николай Павлович Егоров на одной из служебных встреч как-то напомнил мне: «А ты ведь у нас, кажется, был капитаном инженерных войск когда-то?» Напоминал он мне неоднократно и про мою миссию «первопроходца» в различных операциях и действиях и называл «пионером». Я могу гордиться и тем, что и Н. П. Егоров, и М. К. Никольский, находясь уже на пенсии, поздравили меня в числе первых с присвоением звания «генерал», прислав красивые открытки. Не обидел недостаточным вниманием и маршал артиллерии Е. В. Бойчук, называя меня иногда, даже на больших мероприятиях, просто Валентин, за что коллеги-командиры подшучивали.

С теплотой вспоминаю многих других генералов и офицеров 12 Главного управления: В. М. Егорова, А. А. Осина. А. Д. Искру,

С. К. Чубарова, А. И. Суетина. И. Ф. Свиридова, И. А. Савина, С. А. Зеленцова, А. Т. Сухарева, Н. Н. Семенова. В. И. Короткова. А. Г. Сандрикова. В. С. Праздничкова. Н. П. Семенова, Н. Е. Пестова.

С юбилеем Вас, дорогие коллеги!